Недавно на афише Большого
театра впервые появилось имя Марии
Александровой. Она дебютировала в роли Царицы
бала в балете "Фантазия на тему Казановы".
Но имя этой 19-летней танцовщицы,
отсчитывающей первые месяцы работы в труппе, для
поклонников балета не является новым. Ее
заметили задолго до прихода в театр — в концертах
Московского хореографического училища. Еще в
младших классах она не по-детски профессионально
и даже ярко станцевала Пастушков в
"Щелкунчике", Ману на премьере "Баядерки".
Потом были сольные и главные партии во многих
школьных спектаклях: "Классической симфонии",
"Коппелии", "Пахите".
Самый яркий на сегодня успех пришел к Маше
на пороге ее взрослой жизни — через несколько
дней после приглашения в Большой театр она
получила золотую медаль Международного конкурса
артистов балета в Москве.
— Маша, было ли вам психологически
сложно, получив первую премию международного
конкурса артистов балета, встать в театре в
кордебалет?
— Решив участвовать в конкурсе, я
понимала, что это нужно исключительно мне самой.
И, получив золотую медаль, я пришла в театр с
сознанием, что конкурсная победа в данном случае
ничего не значит, что свое место и положение в
труппе нужно будет завоевывать. Поэтому, пожалуй,
психологического барьера у меня и не было.
Наоборот, в театре у меня все началось
необыкновенно удачно. Я и не предполагала, что
фактически в первый же месяц работы получу
большую сложную партию. Вот это было неожиданно.
Не знаю, почему именно меня выбрали на роль
Царицы бала в "Фантазии на тему Казановы".
Меня не спрашивали, ничего со мной не обсуждали,
не предлагали, просто в один прекрасный день я
увидела свою фамилию в афише. Признаться, раньше
я даже не видела этого спектакля из зала, хотя он
уже несколько лет идет в Большом театре.
— Как вы считаете, соответствует ли
ваша первая крупная роль на сцене Большого
театра вашей природе — и физической, и душевной?
— Царица бала стремится очаровать,
покорить, соблазнить Казанову. Мне кажется, такая
партия вообще подходит любой девушке. Она
помогает понять себя, преодолеть внутренние
трудности. Мне нравится роль, и я с удовольствием
трачу на нее все свое время.
— А какой героиней вы себя считаете —
лирической, драматической, трагической?
— У меня уже сложилась репутация
героической танцовщицы. Действительно,
героические партии с детства мне давались легче.
Но после того как на одном из экзаменов по
актерскому мастерству в училище я станцевала
этюд, в котором изображала Татьяну Ларину,
получившую письмо Онегина, стали говорить, что и
драматические роли мне подходят. Лирические
партии я никогда не танцевала, поэтому хочется
попробовать себя и в них. Говорят, мои линии это
позволяют.
— Маша, есть ли у вас заветные партии,
без которых вы не мыслите своей карьеры?
— Маша, Одетта-Одиллия, Аврора. С
детства балет для меня олицетворяли именно
спектакли Чайковского.
— На чьих спектаклях вы с
удовольствием бываете как зритель? Кто из
профессионалов является для вас авторитетом?
— Хожу, когда выступают Нина
Семизорова, Галина Степаненко, Нина Сперанская,
Николай Цискаридзе. Если человек чего-то добился
в своей профессии, он имеет право на уважение. Я
люблю прислушиваться к мнению опытных людей и
понимаю, насколько ценны их советы. Поэтому для
меня важно общение с Мариной Тимофеевной
Семеновой, Татьяной Николаевной Голиковой,
Михаилом Леонидовичем Лавровским. В училище моим
педагогом была Софья Николаевна Головкина.
Встреча с ней была очень важна для меня. Она
помогла мне раскрыться, понять, что такое я, что я
могу. Дала апломб, чувство себя. Это очень важно.
— Есть ли образ балерины прошлого,
который для вас особенно значим?
— Конечно. Это собирательный образ:
Марина Тимофеевна Семенова, Галина Сергеевна
Уланова, Екатерина Сергеевна Максимова. Каждая
из них чувствовала по-своему и умела передать это
со сцены.
Галина Сергеевна уникально владела собой,
и каждый спектакль танцевала предельно точно. В
ней необыкновенно звучала каждая струна. Я сама
станцевала уже множество спектаклей, но мне еще
никогда не удавалось так настроиться, чтобы
предельно точно от начала до конца провести
единую линию образа. Глядя на записи Улановой, я
поражаюсь тому, как отточено у нее каждое
движение и как неизменно следует она своей линии.
А Марина Тимофеевна интересна, наоборот,
тем, что каждый раз танцевала по-разному, следуя
настроению музыки.
Екатерина Максимова близка нам по стилю,
это уже современная балерина. Может быть, поэтому
мне трудно ее охарактеризовать. Именно она
открыла для меня "Щелкунчика" и стала идеальной
Машей.
— Кто стал вашим педагогом в театре?
— Как и мечтала, попала в класс к Марине
Тимофеевне Семеновой. "Казанову" репетировала
с Татьяной Николаевной Голиковой, Михаилом
Леонидовичем Лавровским и Виктором Николаевичем
Барыкиным.
— Вы начинаете свой путь в театре со
спектакля, поставленного несколько лет назад. А
что вам ближе — классика или современная
хореография?
— Конечно, классика ближе — я ее с
детства танцевала. Но в том же "Казанове" я
чувствую себя раскрепощеннее. Я могу себе
позволить то, что в классике недопустимо.
Спектакли Петипа имеют очень жесткие рамки,
выходить за которые нельзя. Конечно, каждый волен
трактовать роль в соответствии с собственной
индивидуальностью, но в рамках традиции. Там уже
создан стереотип. Если ты нарушаешь эти правила,
начинаются разговоры о том, что ты не умеешь
танцевать классику — не соответствуешь стилю,
школе — здесь много разных факторов. А
современный балет притягателен для меня тем, что
позволяет станцевать себя, выразить свою
индивидуальность, которая в классике может лишь
приоткрыться.
— Что в работе над партией для вас
самое сложное?
— Быть предельно точно вместе с
музыкой. Это у меня не всегда получается — то
спешу, то опаздываю. Этим грешат многие, но это
недопустимо.
— Маша, вы человек в театре новый. Как бы
вы охарактеризовали себя, свой характер?
— Вспыльчивый и гадкий, как у всех
артистов. Каждый день нам по мелочам приходится
переступать через себя, свои желания. Это
накладывает отпечаток на характер. К тому же
артист должен обладать своеобразным мышлением,
богатой фантазией. Поэтому с обычной точки
зрения мы люди далеко не нормальные. Нормальному
человеку вообще непонятно, зачем болтать ногами,
когда легче все рассказать словами.
— А вам самой ваш характер облегчает
жизнь или усложняет?
— В театре, безусловно, помогает. С
другим характером я бы никогда не добилась даже
того, чего уже добилась. Наверное, я бы давно
сломалась и с балетом все было бы закончено.
Другого характера я не хочу.
— Вас не тяготит то, что вы посвятили
себя искусству, которое ценят так мало?
— Мы, артисты, иногда сами все
усложняем. На сцену надо выходить живым — и людям
все будет понятно. Мне, наоборот, на сцене хочется
втянуть в балет ту часть зала, которая не любит,
не понимает балет.
— Маша, вы оставляете впечатление
человека очень рационального. Как в вас
совмещаются эмоциональность, без которой
актриса не может существовать, и логический
склад ума?
— Наверное, я просто очень хорошо себя
знаю и умею собой управлять. В детстве я была
очень темпераментным ребенком, эмоции меня
просто захлестывали. Но со временем я поняла, что
с таким характером ничего не добьюсь. Я пришла к
выводу, что надо познать себя — и целенаправленно
этого добивалась. В последнее время многие
воспринимают меня как очень уравновешенного
человека. Но никто не знает, чего мне это стоит и
сколько страстей за этим спокойствием
скрывается. Единственный человек, кто
по-прежнему ощущает на себе бурю моего
темперамента — это мама. Дом — то место, где
происходит разрядка, где выливаются все слезы и
весь смех.
— Что значит для вас осуществиться в
своем искусстве?
— Наверное, не останавливаться на
месте. Больше всего меня пугает мысль 20 лет
протоптаться на месте. Главное — постоянно видеть
перед собой какую-то высоту.
— Вы можете раскрыть тайну, какая
высота стоит сейчас перед вами?
— Этой тайны сейчас я и сама не знаю. Но
у меня есть вполне определенная цель — 19 октября
достойно выступить в спектакле "Фантазия на
тему Казановы". Тогда многое определится, и
можно будет думать о новых высотах.
Анна Галайда
Октябрь 1997 года.
|